Руководство медиками во время спасения заложников «Норд-Оста» было возложено на председателя комитета здравоохранения Москвы Андрея Сельцовского. Он разрабатывал планы, тактику и стратегию поведения медиков. Оперативное руководство ситуацией было на его заместителе, директоре научно-практического центра экстренной медпомощи профессоре Людмиле Костомаровой. Ею были назначены координаторы – руководители медицинских бригад, которые должны были

отвечать за слаженность действий медиков на месте захвата заложников.

--Кто из медиков оказывал помощь освобожденным заложникам сразу после штурма?

— Спасатели МЧС, сотрудники комитета здравоохранения Москвы, представители управления ГО ЧС ВАО Москвы и многие другие. В здание после штурма нас не пускали, опасались взрыва, – рассказал начальник лечебно-эвакуационного отделения Центра медицины катастроф «Защита» Юрий Павлов. – Уже вечером оценочно знали, что штурм будет. Очевидно, что-то готовилось. Подъехали еще 20 карет «cкорой помощи». Однако о самом штурме нас никто не предупреждал. Мы не знали, какие средства будут применяться для освобождения заложников и какие медицинские препараты нужно заготовить. Заранее специалисты предупредили главврачей ближайших больниц о том, что нужно освободить койки. Выписывали даже из реанимационных отделений.

— Как часто и какие именно вам отдавали команды координаторы?

— Каждые 15–20 минут мы были на связи. У нас была рация. От координаторов мы узнавали о перемещениях, о заменах бригад. Я был в числе организаторов, координировал связь специалистов центра медицины катастроф и других медиков.

— По каким признакам отбирались больницы?

— По удаленности и показаниям. Мы готовились к минно-взрывным травмам. Особых рекомендаций запасаться какими-то препаратами, насколько мне известно, больницам не давали. На 500–700 пострадавших хватает обычных запасов больниц, специалистов и реанимационных емкостей. Запасаться нужно, если речь идет, к примеру, о двух тысячах потерпевших одновременно.

— Ваши действия, когда начали выносить заложников?

— Я был во дворе 1-го госпиталя ветеранов войн. Когда услышал по рации, что не хватает медиков, побежал к главному входу здания с заложниками, туда, где были площадка для сбора трупов и место сортировки пострадавших. Выносили пострадавших спасатели, военные, милиционеры. Люди были словно в наркотическом состоянии. На первый взгляд было ощущение, что люди обколотые.

— Сортировкой людей занимались только специалисты?

--Думаю, да. Только медики. Сортировка – это диагностика и определение тяжести состояния потерпевшего. Сортировали на площадке. По принципу живой--не живой. Вместе со мной был наш врач-травматолог. Через нас прошли примерно 50–70 человек. Даже специалистам было трудно определить, живы ли люди. Было очень затруднено дыхание. Оно практически не прослеживалось, люди были в состоянии заторможенности, в коме. Тем более обстановка была не очень спокойная. Очень большой поток людей сразу пошел. Проверяли пульс на сонной артерии. Подключать к кардиомонитору потерпевших было некогда. Если бы углубились в одного, не помогли бы десятерым. Затем давали команду, куда везти.

--Кто и как определял, на чем и в какую больницу везти человека? Вы сами определяли это?

— Сам. Было очень затруднено движение – большое скопление машин различного назначения. Они перекрывали друг другу дорогу. Необходимо было организовывать их выезд. Получать информацию о заполнености больниц не могли, связи с больницами не было. Каждую минуту две-три кареты отправлялись. У меня было примерное представление о количестве вывезенных потерпевших и о койко-местах. Оценочно определял, куда отправлять. Примерно 100 потерпевших переправили в госпиталь ветеранов, 200 отправили на «скорых», порядка 400 человек – на автобусах. На автобусы сажали в основном тех, кто мог двигаться. На таких же автобусах перевозили трупы.

--Почему многие заложники были по пояс обнажены?

— Думаю, их обыскивали. Проверяли, нет ли пояса со взрывчаткой. Перед выходом на сортировочной площадке им не кололи антидот. Только сортировали и загружали в «скорые». Медики работали сильно, самоотверженно. Что можно было сделать, сделали.

— Медики инструктировали спецназовцев, как правильно выносить людей, еще чему-то обучали?

— Нет. Спецназ работал по своим алгоритмам. Дали команду всех выносить и они несли, как могли. Я им кричал, когда видел какие-то недостатки. Говорил элементарные вещи, к примеру, чтобы аккуратнее несли людей. Была такая атмосфера, что они ни на что не реагировали, словно не слышали.

— Сами вы знали, что людей с таким отравлением можно было выносить только на своем плече, иначе потерпевший мог умереть?

— Конечно.

--При передозировке антидота какие возможны последствия?

— Практически никаких, разве что слабое головокружение. Антидот закрывает путь наркотику к рецепторам организма и вытесняет его из организма.

— По вашей оценке, когда было больше умерших – сразу после штурма или во время их транспортировки?

— Возможно, поровну.

«RusTopNews.Ru» поговорила и с директором территориального центра медицины катастроф Московской области Людмилой Пахоменко. Сначала она спасала потерпевших в реанимобиле, а затем работала в больницах.

— Был ли у вас антидот?

— У нас были только травматологические и реанимационные укладки. Растворы, шины, из сердечно-сосудистых были коробки кофеина. На 20 человек могло хватить. Однако реанимировали мы лишь одну женщину. Она была без сознания, в коме. Сделали интубацию, то есть ввели ей трубку для восстановления дыхания. Она очень быстро пришла в себя, начала ровно дышать, открыла глаза. Повезли ее в 13-ю больницу. Потом поехали в больницу № 84. Там не хватало капельниц и растворов. Мы повезли туда свои препараты. В это время на Мельникова уже было 300 карет «скорой помощи». Многие из них простаивали. К зданию, откуда выносили заложников, их не пускали, боялись взрыва. Выходило так, что мы там были не очень нужны.

— То есть если бы в 300 машин «скорой помощи» загрузили по два-три человека и успели бы выполнить те действия, которыми вы спасли женщину, большинство бы остались живы?

— Думаю, да. А почему этого не сделали, вот вопрос.