Поляки привезли три спектакля: две национальные реликвии и нашего многострадального «Евгения Онегина», измененного до полной неузнаваемости. Режиссер, сделавший из «Онегина» актуальное не пойми что — молодой перспективный киношник Мариуш Трелиньский — наилучшим образом зарекомендовал себя в первом показанном в Москве спектакле. «Король Рогер» композитора Кароля Шимановского — произведение с невыразимо бессмысленным сюжетом даже для оперы (одна надпись в программке «опера о религиозной вере» чего стоит).

Однако у Трелиньского получился спектакль с живой интригой и просто визуально привлекательное зрелище. В пахнущем ладаном инфернальном свете кишат бритоголовые полуголые артисты миманса: не то люди-пауки, не то люди-черви. Это свита Пастуха (он же Пан, он же Дионис), который сошел в земную юдоль, чтобы обратить христианского короля Рогера в свою эротическую веру. Похожий на Фантомаса Пастух вызывает еще и некую Тень, «бесстыдно эротичную», как освидетельствовано в буклете, и та символически-вычурно обольщает Роксану, жену Рогера. Пришельцы «страны вечного экстаза» виснут в воздухе, закутанные в гигантские саваны, с потолка тянутся адские нити с неоновыми цифрами, а новообращенный Рогер тонет в луче слепящего света...

Вся эта мистическая каша заваривается на фоне музыки неожиданной красоты и возмутительной роскоши, притом нам совершенно незнакомой. Эта музыка впитала чувственные импрессионистические движения Дебюсси и скрябинские гармонии, — получился импрессионизм в квадрате, который только усиливается оперным текстом, полным всякого возвышенного вздора, вроде «пусть, будто сытая кровью пантера, гнев твой уйдет!»

Красоты партитуры добросовестно доносят до господ зрителей паны солисты: Рышард Минкевич с максимально таинственным тенором (Пастух), интеллектуальный баритон Войцех Драбович (Рогер) и все время нервная сопрано Зофья Килянович (Роксана). Паны оркестранты п/у дирижера Яцека Каспшика (он же арт-директор Польской оперы) им умело помогают.

Но если уж речь зашла о панах, нельзя обойти еще один продукт, привезенный варшавскими гостями — оперу Станислава Монюшко «Страшный двор» (у желающих еще есть возможность на нее попасть). Это другая грань Варшавской оперы, до боли знакомая нам. Комическая опера на национальный сюжет поставлена по всем канонам великого Бориса Александровича Покровского, особенно его средне-позднего периода (режиссер — Миколай Грабовский). В подробностях описания этой штуки нет необходимости. Здесь есть и накладные бороды на физиономиях защитников отечества (герои дали обет безбрачия, чтобы ничто не отвлекало от служения родине), и зрелые телеса юных невест, вышивающих крестиком и гадающих на женихов, и множество спесивых песен о любви к родине. Патриотические пляски а ля «Иван Сусанин», да простят нам гастролеры упоминание этого господина, тоже имеются. Кто высидит до конца (высидеть можно, поскольку поют неплохо и музыка местами симпатичная), тот насладится всеми прелестями финальной мазурки, в которой полякам, конечно же, нет равных.

Но самым смертоносным номером польской гастроли должен стать «Евгений Онегин» Чайковского. Постановкой вновь будет командовать Мариуш Трелиньский, — и для поклонников Священного и Неприкосновенного будет повод побрызгать возмущенной слюной. (Хотя вряд ли у поляков получится нахамить больше, чем у американцев.) Существенный козырь польского «Онегина» — некий О***, бессловесный «некто в белом», не учтенный ни Чайковским, ни Пушкиным. Читаю выдержку из предисловия режиссера: «В О*** можно увидеть постаревшего Онегина, который по прошествии лет вновь и вновь вспоминает свою жизнь, или Медиума, через которого Онегин (а вместе с ним и зрители) проникают в эту жизнь, чтобы прожить ее еще и еще раз».

Попробовать обзавестись еще одной инкарнацией можно 20 декабря в 19.00, а поспать перед мазуркой — 18-го.