Вчера в литературу официально и через парадную дверь вошло еще несколько десятков человек – был объявлен лонг-лист литературной премии «Дебют». Список оказался как никогда длинным, выступавшие на пресс-конференции члены жюри – благодушно-восторженными, будущее литературы – удивительно радужным.

Член жюри Асар Эппель, рассказывая, как он читал работы, присланные на конкурс, зачем-то заявил, что изредка он отвлекался и думал: а что, Геббельса современники тоже очень ценили как бойкого журналиста. Что хотел сказать – не знаю.

На вопрос, есть ли в конкурсе исторические работы, с радостью сообщил, что есть одна: про Ленина, который, совершая переход из Петербурга в Финляндию, упал под лед и утонул. Роман другого претендента на премию «Дебют» рассказывает о войне Монголии с Россией с участием флота. Скорее бы все это издали в виде книжек, я очень хочу узнать, кто победил.

Потом публика поймала одного из финалистов и начала спрашивать, о чем его пьеса «Постельные сцены». Ответ прозвучал гордо: «О взаимоотношениях мужчины и женщины». Сидевший рядом со мной поэт в это время вел себя как человек, который в детстве много читал Фрейда: он рисовал в тетрадке условного жирафа, вдоль шеи которого шла надпись «Не кантовать».

Кантовать не очень-то и хотелось. Хотелось думать о жирафах. Для этого в лонг-лист попала Анна Логвинова, поэт, написавший: «Ну, жирафствуй! Я в наш город вернулась!». Остальные писатели и поэты тоже попали в лонг-лист не просто так. Кого люблю и знаю, тем удачи – Ксении Маренниковой («в такое время, когда нечем дышать — я не дышу»), Татьяне Мосеевой («говорят: фрейдизм, страсть по обрезанной пуповине / ахалай-махалай и вера во всё такое»), Петру Попову («анашевич петрушевская рейн / сидели в дровах пили портвейн»). Остальные, хоть я их пока и не читала, тоже наверняка хороши.

Не то с бесланским проектом Зураба Церетели. Скульптор хочет где-нибудь поставить еще тридцать метров своих мыслей и чувств, на этот раз в виде дуги, уходящей ввысь; на постаменте будут стоять игрушки стандартных церетелевских размеров, а дуга будет состоять из массивных плит, превращающихся в людей, а потом в птиц или ангелов. Памятник должен будет символизировать отношение скульптора к бесланской трагедии, а ангелы – бессмертие души. Что я так взъелась на Церетели – непонятно.

У всех разные способы реагировать на события в мире: там, где другой пробормочет «твоюмать», Церетели скажет то же самое в бронзе и громко.

И каждый, кто увидит эти монументы, сразу поймет, что именно «твоюмать» и имелось в виду, и повторит это, и повторит еще раз.

Что касается мюзикла по жизни и судьбе Романа Абрамовича, – говорят, такой мюзикл по книге Криса Хатченса «Роман Абрамович: миллиардер из ниоткуда» собирается поставить Билли Гафф, бывший продюсер Рода Стюарта, – то мне давно хотелось увидеть, как поют миллиардеры. Для души поют, не для славы. И название мюзикла – Red Rom – мне очень, очень нравится. Оно не зря напоминает ту бубнилку, которая мучила мальчика из кубриковско-кинговского «Сияния». Глупый мальчик решил, что его невидимый друг подсказывает ему слово «Убийство» – murder, Red rum наоборот. А его невидимый друг просто рассказывал некоторые новости из будущего: мюзикл, Абрамович, Красный Рома. Невидимый друг всего лишь сделал ошибку в имени будущего миллиардера: книга писалась в 1977, фильм был снят в восьмидесятом, и Абрамович тогда еще учился в школе далеко-далеко от заброшенного отеля, в котором зимой творятся странные дела.

Постмодернизм в действии, ахалай-махалай и вера во все такое.

А лучшая новость недели – что Мэрилин Мэнсон сыграет Королеву Червей в новой версии «Алисы в стране чудес» Джереми Тарра. Идеальный выбор. Алисой будет А.Джей Кук, она же Мэри Лисбон из «Девственниц-самоубийц». Отрубите мне голову!