Пришел ко мне автор. Не скрою – маститый. И заметку принес тоже маститую – про то, что России нужен суд присяжных. Я, признаюсь, маститому автору в публикации отказал. И даже не стал скрывать, по какой именно причине: по той, говорю, причине, что глупости все это и не надо нам вашего суда присяжных. Потому что ваши, с позволения сказать, присяжные будут судить известно как, и приговоры их судов станут еще более предсказуемыми, чем судов нынешних, «телефонных». А он мне что-то такое про народ аргументирует – мол, народ он либо мудр, либо пусть в лице присяжных на него ответственность и ляжет.

Боже, как же надоело про народ-то и про его мудрость! И про ответственность, которая на него где ляжет, там и слезет!

Конкретно речь шла, между прочим, о полковнике Буданове, которого судят в Ростове за убийство ингушской девушки, которую Буданов счел снайпером, а потому убил. Маститый автор рассуждает так: надобно, чтобы Буданова судили присяжные, на которых и ляжет, в случае чего, грех за не совсем «тот» приговор, чтобы, значит, народ не бередить. С чего это, думаю, он взял, что наш народ от какого-то там «не того» приговора разбередится? Ну да ладно…

Буданов же честно, по-офицерски говорит, что — да, убил, но добавляет, что случилось это с ним в состоянии аффекта. А аффект этот, дошедший до целого состояния, говорит полковник Буданов, у него копился всю чеченскую войну.

Вообще, если теперь Буданова оправдают ввиду открытия такого нового явления, как «накопленный аффект», то я за себя уже лично не ручаюсь. Потому как у меня в течение рабочего дня такой, бывает, аффект копится по отношению к сослуживцам, что к его концу сей аффект вполне себе потянет тоже на целое состояние. И если мне ближе к ночи, значит, зловредный снайпер в ком из коллег привидится, то – бог мне судья. Но не присяжные.

Между тем под стенами ростовского храма правосудия кандидаты в присяжные каждый божий день шумно выносят свой вердикт против полковника Буданова. Вердикт вполне однозначен: нельзя русского офицера судить за убийство какой-то «твари» кавказской национальности с непонятной военно-политической ориентацией. Ведь она МОГЛА быть снайпером. БЫЛА ли – так вопрос для уличных присяжных не стоит. И еще не одно поколение не встанет.

Маститый автор мне что-то пытался втолковать про то, что, мол, присяжных будут как-то селективно отбирать и отберут непременно достойных. Не верю. Не поверил ему и статью его, ну чисто сатрап, зарубил. Ну не верю я, что в славной российской провинции найдется дюжина граждан, которые останутся совершенно беспристрастными, когда речь пойдет, скажем, об убийстве русского кавказцем или кавказца русским. Об ограблении «нового» русского – «старым», то есть нищим представителем обширного сословия быдла. О преступлении, совершенным в скотском состоянии, политкорректно называемым в протоколах «опьянением», но в массе присяжных заседателей считающегося практически естественным, а потому непредосудительным. Ну и так далее. Вообще с судом присяжных в России дело не задалось с самого начала. Еще с того момента, когда оный суд оправдал в 1878 году Веру Засулич, стрелявшую в петербургского градоначальника Трепова.

Я, признаться, не верю в демократию в России вообще и в суд присяжных в частности. И потому, например, почти восхищаюсь «медведем» с «южно-медвежьей» фамилией Грызлов, который, в силу здорового цинизма, наконец повел себя как настоящий честный мужчина, в лицо сказавший б…и, то есть девушке Демократии, кто она есть. Мужчина, глава фракции этих демо-зверушек в Думе, на голубом глазу сказал: мол, мы тут затеваем вотум недоверия правительству, которому на самом деле вполне доверяем, ибо не доверять боимся, так как мы путинские и правительство путинское, но понарошку предлагаем его свалить, чтобы на самом деле не валить, но тем самым распустить парламент, чтобы на досрочных выборах получить себе больше в нем мест. Все. Больше нам, грызловым, по жизни ничего на текущий момент не надобно. Им надобно «демократически» трахнуть Думу и получить себе приплод, конвертируемый в лоббистский дивиденд, прямо пропорциональный числу обладаемых мест.

После чего миллионы «присяжных» избирателей должны словно стадо баранов переться в выходной день в места волеизъявления, дабы дать нашим гризли от демократии новые места. К чему, спрашивается, все эти глупости? К чему делать вид всеобщего, тайного и, что самое противное, равного избирательного права для в большинстве своем беспечных и граждански безответственных граждан-присяжных? Если им, в сущности, все равно, кто будет править страной – Владимир Владимирович Путин или Леонид Ильич Брежнев, между которыми они, даже если протрезвеют, не найдут десять отличий.

Вот, к примеру, у меня в подъезде: на ремонт его, обустройство, установку новой входной двери, домофона и лифта деньги сдают регулярно лишь половина жильцов. Вторая половина – не может и, соответственно, не хочет мочь. И бог, как говорится, с ней. Пусть пользуется нахаляву, но к чему тогда всякий раз испрашивать ее мнение по вопросам подъездного самоуправления? Оно лично мне становится резко неинтересным, поскольку за него не уплачено.

Это я к тому, что России нужна не популистская демократия, управляемая черным «пиаром», а здоровый имущественный ценз, управляющий посредством личного кошелька. Тогда полунищий пронырливый полуидиот вряд ли сможет так вот легко проникнуть в ту же Думу, дабы «порешать» там свои неудовлетворенные первичные жилищные потребности. А другой полунищий полуидиот не сможет выбрать в парламент какого-нибудь уже полного идиота Шандыхаризюгина, который будет меня «грузить» глупостями про надобность защищать демократию в Америке, Милошевича в Югославии, а нищих и убогих, а главное – иждивенцев - по всему свету. Они мне все надоели и мне на них жалко даже копейку налога.

Но, с другой стороны, я понимаю, что отвергнутый мной автор все же прав, а не прав как раз я. И что на примерах полковников будановых из года в год группы, собранные по 12 человек в жюри присяжных, должны учиться взвешивать свои слова и суждения, которые будут отливаться свинцом приговоров. Должны привыкать к тому, что на них перестанут смотреть как на никчемное быдло хотя бы в связи с судьбой отдельного заблудшего или попавшего в беду человека. И тогда они постепенно, очень постепенно, в течение, может быть, столетий, начнут, будем надеяться, стараться чуть больше влиять на свою собственную судьбу. И не дадут себя лишний раз обмануть. И не поверят в то, что все решается деньгами. Вернее, не так: попытаются опровергнуть это. Они вряд ли смогут это опровергнуть. Но сама попытка сделает их неизмеримо богаче.