По телевизору есть развлекательная программа, содержащая рубрику «Дурацкий вопрос». Телезрители звонят туда и задают дурацкие вопросы, а ведущий, давясь от смеха, эти вопросы зачитывает. Так вот давеча ведущий давился от смеха больше обычного и прочел наконец вопрос, являющийся, на мой взгляд, основным вопросом философии:

«Куда ведет пупок?».

В Соединенных Штатах Америки, например, в семейных передачах и фильмах пупок показывать запрещено, поскольку в стране этой окончательно победил фрейдизм, и как-то так получается, согласно Зигмунду Фрейду, что пупок порнографичнее груди и даже порнографичнее попы. То есть дело серьезное.

В индейских традиционных школах, к фрейдизму не имеющих никакого отношения, посреди класса в земляном полу проделана дырочка. Старый учитель утверждает, что это пуп, связывающий племя с Праматерью-Землей.

— Вот сунь пальчик, — говорит учитель индейскому мальчику или девочке, — есть дно?

— Нету.

— Правильно, нету, потому что пуп тянется отсюда до самого центра Земли и связывает нас с Праматерью, потому что дна нету.

— А если длинную палку сунуть? – интересуется оголец, — все равно дна не будет?

— Я тебе щас суну длинную палку-то в пупок, хулиган! – учитель возмущается.

Пупок-то есть — дело священное. Он очевидно ведет куда-то в самую суть и самый центр человеческого тела, только анатомия учит нас, что там внутри пупок не присоединяется ни к какому органу, не отвечает ни за какую функцию, а просто остался по старой памяти, как церковь или манера подавать девушкам правую руку, а не левую.

С манерами-то, конечно, проще. Манеры и правила хорошего тона все как-то объясняются. Девушка должна опираться о правую руку кавалера по той простой причине, что в средние века на левом боку у кавалера висит меч, и барышня рискует изорвать платье. Анахронизм, конечно, но приятно.

А пупок-то куда ведет? И зачем он туда ведет?

Пупок со своей тупиковостью, очевидностью и очевидной бессмысленностью равен набоковским бабочкам, мимикрирующим под пчел слишком изыскано, чтоб мы поверили, будто это бабочки просто дурят птиц. Про бабочек приходится признать, что мимикрируют они ради чистого искусства, которое, стало быть, появляется задолго до появления у художника мозгов.

Куда ведет пупок-то? Если бы просто пуповина отваливалась, то почему бы тогда месту отваливания не зажить на манер раны, оставив рубец или шрам? Нет, он же ведет куда-то. Он же парадоксален, с этой своей устремленностью и тупиковостью одновременно.

Пупок, если хотите, — как вектор, а вектор трагичен, как, впрочем, трагичны и все остальные геометрические понятия. В этом смысле я думаю, что точка, не имеющая протяженности, куда трагичнее человека, не имеющего Родины. Точка – как душа. Она, несомненно, есть, но ухватить ее никак нельзя, и пощупать нельзя. А она при этом точно есть.

Если на то пошло, то и пупок – как душа, потому что он явно устремлен куда-то, но в конце его устремленности — тупик, трогательный и нежный, и не исключено, что с забившимися в тупик песчинками, если владелица души, то есть пупка, валялась на пляже. Море, знаете ли, ветер, воздушные ткани обязательно слегка колышутся, волна набегает, дети кричат по-английски: «Лето! Лето!».

Говорят, что Гертруда Стайн, умирая, пришла в сознание и обратилась к больничным сиделкам:

— Ну и каков же ответ?

— Простите, мэм, вы не задавали никакого вопроса.

— Тогда каков же вопрос? – прошептала Гертруда Стайн и умерла.

Правильный вопрос – смешон. Правильный ответ – очевиден, всегда очевиден и общеизвестен, а найти его трудно исключительно по причине принципиальной трагичности правильного ответа.

Так вот: пупок ведет – наружу.