Цивилизация
На смерть Елены Боннэр, вдовы академика Андрея Сахарова — лауреата Нобелевской премии мира, самого известного на планете советского правозащитника, — откликнулись официальные лица во всем мире, в том числе представитель госдепартамента США и глава Еврокомиссии. Отреагировал экс-президент СССР Михаил Горбачев, благодаря которому Андрей Сахаров вернулся из ссылки в Горький и смог стать депутатом Верховного совета. Российские власти не сказали ничего: ни президент, ни премьер, ни хотя бы их пресс-секретари. Не нашлось даже обычных дежурных слов соболезнования семье.
Впрочем, такое молчание не стоит считать однозначно бестактным или предосудительным.
Когда нынешние российские лидеры восхваляли Егора Гайдара в годовщину его смерти или Бориса Ельцина в год его 80-летия, их слова выглядели едва ли не хуже молчания. Уж слишком циничен контраст между этими словами и российской политической реальностью.
По большому счету, российской власти нечего сказать про Елену Боннэр. Отметить ее вклад в защиту прав и свобод человека? Но нынешняя российская власть однозначно не считает это доблестью — для нее это скорее, наоборот, порок. Позиция Боннэр относительно ситуации в России, дела ЮКОСа была хорошо известна, а из президентской комиссии по правам человека она вышла еще в далеком 1994 году, протестуя против ввода войск в Чечню. Сказать, что Боннэр и Сахаров, а также их единомышленники, рискуя жизнью, боролись за превращение России в цивилизованное демократическое государство? Но это значило бы невольно подчеркнуть, насколько близки, по сути, нынешние российские политические порядки к тем, с которыми сражались советские диссиденты. О том, как нынешняя российская власть относится к памяти об академике Сахарове, можно судить хотя бы по незавидной судьбе его музея, по скандальному уголовному делу против организаторов выставки «Осторожно, религия!».
Российской власти нечего сказать по существу, не только прощаясь с Еленой Боннэр. Вообще не находится сколько-нибудь значительных фигур в настоящем и прошлом России, на которые власть могла бы опираться как на носителей близких ценностей.
Эти ценности исчерпываются хаотической жаждой как можно быстрее и активнее конвертировать власть в личные выгоды. Нынешняя российская власть просто не думает о том, какую страну строит, а политические идеалы и вовсе кажутся ей нелепой бессмыслицей, разговор о которой достоин только не получивших доступа к нефтегазовой трубе лузеров из числа «недобитой интеллигенции».
Сейчас в российский парламент ни по спискам партии власти, ни по спискам дозволенной оппозиции не идут люди калибра Андрея Сахарова. Мыслящая часть общества давно вытеснена на обочину жизни и почитает за благо не иметь ничего общего с российской политической действительностью.
Нынешняя российская власть поет советские песни и разговаривает на одном языке с Анной Чапман, а не с Еленой Боннэр. А формальные атрибуты демократии вроде квазимногопартийного, хотя и совершенно карманного парламента или интервью первых лиц государства респектабельным западным СМИ не меняют общей картины.
Елена Боннэр провела последние годы жизни в Бостоне. Формально — по семейным обстоятельствам, там живут дети и внуки. Фактически же она принципиально разошлась в ценностях даже с ельцинским режимом, не говоря уже о путинском. Боннэр продолжала заниматься публицистикой и не меняла убеждений, но у нее не могло не сложиться впечатления, что история повторяется и вроде бы преодоленная такой мучительной ценой советская действительность вновь торжествует в России.
А российская власть так и остается безгласной. Ее рот набит нефтедолларами. Из него может вырваться только мычание, какое бывает у ребенка с полным ртом каши. Если же она сподобится на какие-то слова в адрес уходящих от нас людей с идеалами, эти слова могут прозвучать скорее как оскорбление их памяти, а не искренняя благодарность.
