Российское общество умеет топтать рухнувших с высоты, оно радостно пройдется сапогами по Березовскому

Определить, точнее, ухватить ее жизнь, не так просто. Это что-то отталкивающее, мутное и пугающее, но при всей своей цепкости и жадности страшно неосновательное, эфемерное. Совершенно, как отскобленная от грязи доска, до последней своей трещины лишенная примеси совести. Но, пожалуй, все это известно, а значит, не слишком важно и не очень интересно.

Главное ее свойство — случайность. Если искать подобий, то это азартная карточная игра, в которой игроки могут выиграть все, но могут и пустить свою жизнь прахом. Это и есть метафора последних двадцати российских лет, в которые Борис Березовский был главным типическим персонажем.

Ровно те же фантастические черты случайной удачи, вдруг пошедшей в руки карты, валящегося в карманы блестящего золота и восхищенного гула зрителей можно видеть в первых и не первых лицах нашего государства. Но только Березовский придал этому образу законченные классические формы.

Березовский оказался героем не самым удачливым, но самым характерным.

Так и представляешь его со своим «кхе-кхе» в темном костюме, сгорбленной спиной, вытянутой вперед шеей, гладящим воспаленными красными глазами на быстро мелькающие в гибких руках карты. Слышишь что-то вроде фыркающего звука карточной ленты, пускаемой в театре «Варьете» Коровьевым и Бегемотом.

Народ в системе, где наш герой при свечах с улыбкой бочком пробирался по коридору, предполагается только в качестве ждущих на улице кучеров и нищих, безмолвных домашних слуг и всяких далеких «токарей-пекарей». Его даже и до службы лакейской не допускают, для этого есть особый слой приказных. Здесь могут периодически случаться «выборы», буянить «пресса», возмущаться «общество». Ходят здесь свои святые и преступники. Но это все не главное, вторичное. Не здесь центр жизни.

Всегда и все обязательно решается за карточным столом на русский «авось» немногими или многими, но обязательно тянущимися к зеленому сукну, чтобы сыграть свою партию – схватить удачу или быть разбитым изменившей Судьбой.

Борис Березовский всегда казался не живым человеком, а литературным персонажем. Была и есть в этой литературности своя привлекательность – сродни той, которую испытывают у нас к Ноздреву и Остапу Бендеру.

Может быть, погруженные в грубый материализм и жизненные невзгоды, люди не смотрели на Березовского с такой точки зрения, платя ему завистливой ненавистью, но теперь, после того, как отгорели годы, можно вспомнить, что таково свойство нашего восприятия, нашей народности – к плутам и мошенникам в литературе мы относимся как к положительным героям. Чем же плох в этом отношении Березовский?

Есть в этой жизни и судьбе своя трагедия – опустошенность маленького человека, проигравшего, уставшего и несчастного. Это тоже всем известный и любимый персонаж русской жизни, где неудача и потерянность дружат почти с каждым. Семенит по Санкт-Петербургу мерзнущий Башмачкин, арбузной коркой в ручье несется по улицам Нью-Йорка лимоновский Эдичка, жалуется в Лондоне на свою охладевшую жизнь постаревший Борис Березовский.

И это тоже свойство той системы, за столом которой он играл – она не любит спокойную европейскую середину, средний достаток, она словно рвется на части – тянется вверх и падает вниз, это мир кричащих крайностей.

Озлобленное, лишенное милости к павшим и проигравшим, далекое от христианской любви и сострадания пусть и к преступникам, но людям,

российское общество умеет топтать рухнувших с высоты, оно радостно пройдется сапогами по Березовскому.

Пожалуй, это единственное, что инертный российский социум делает не только с толком, но и со смаком, с изобретательностью и инициативой.

Сделает это и та часть политического класса, которая, будь Борис Березовский в силе и дружбе с первыми лицами, стояла бы у него в передней и пела хвалу его политическим талантам. Один российский политик сказал однажды, услышав о предложенном сотрудничестве с Березовским: «Нет. Любое сотрудничество с Березовским заканчивается Рыбкиным». Эта часть политического класса вряд ли будет многословна и не присоединится к одобрительно-ругательному гулу.

Есть в уходе Бориса Березовского и еще одна, символическая черта, говорящая о застойности российской политики. Отсутствие динамики ведет к тому, что активные люди, верно и неверно направленные политические таланты вянут, сохнут, умирают. Это не говорит о стабильности и основательности нашей политической системы, но лишь о неверных ночных часах живущем по инерции в ярком электрическом освещении бессмысленном политическом казино.

Любой, кому суждено стать над собой, приковать внимание общества, не уходит от людей вместе со своей физической смертью.

Человека Бориса Березовского нет больше на этой земле. Но с хитрой усмешкой, потирая руки, смотрит на нас изо всех углов ярко сыгранная им в разных лицах в театре одного актера российская политическая система.

Словно в «Мертвых душах» кричат наши политические нравы и обычаи: «И я похож на Березовского! Я тоже Березовский!».

Радостный народ с удивлением оглядывается, затихает и, по своему обычаю, безмолвствует.