Цивилизация
Пока картина штурмует западные премии, российские зрители, посмотревшие фильм в интернете, устроили свой штурм. Звягинцева одни называют вторым Тарковским, сравнивают с Балабановым, восхищаются безупречной стилистикой и критикуют за сухой формализм, другие – просто конъюнктурщиком и очернителем. Еще и потому, что картина стала не только культурным событием — «Левиафан» теперь общественно-политическая тема.
Фильм не оставил равнодушным и государство.
«В чем я не вижу смысла — это снимать на деньги Министерства культуры киноленты, которые оплевывают выбранную власть, даже не критикуют. Это про тех, кто снимает кино по принципу «Рашка-говняшка». Зачем? Какой-то государственный мазохизм», — рассуждал министр культуры Мединский на встрече со своими читателями еще в декабре.
Сегодня разгорелся скандал в Мурманске, где проходили съемки фильма: якобы местные власти отправили кинотеатрам рекомендацию отказаться от его проката. Позже власти опровергли это сообщение. Но прокатная судьба «Левиафана» действительно может оказаться под вопросом, причем не только в Мурманске.
Накануне Министерство культуры сообщило о некоем проекте постановления правительства, из которого следует, что фильмы не смогут получить прокатное удостоверение, если будут «содержать сведения, порочащие национальную культуру, создающие угрозу национальному единству и подрывающие основы конституционного строя».
Учитывая максимально абстрактные формулировки постановления, фильм Звягинцева легко может попасть под запрет. Собственно, как и любой другой российский или зарубежный фильм. Было бы желание.
Но ведь вопрос даже не в том, может ли в принципе художественный фильм создать угрозу национальному единству, а в том, как понимать это самое единство.
Фильм Звягинцева одни называют русофобским, а другие — истинно патриотичным. При этом и первые, и вторые вряд ли будут спорить о том, что любой стране вредит пьянство, продажная власть или лицемерные попы, изображенные в картине.
Спор идет о том, все ли поголовно в России пьют, все ли, если есть возможность, воруют и много ли среди служителей церкви фарисеев?
Одни категорически не хотят узнавать себя и своих соседей в героях Звягинцева. И приводят аргументы: русские пустую бутылку на стол не ставят, полными стаканами без закуски не пьют, в машинах у нас иконки с картинками голых женщин не соседствуют, да и природа на Русском Севере, конечно, суровая, но вовсе не такая мрачная, как в фильме. А значит, вся картина фальшивая и очернительская. Не наши люди там показаны — чужие.
Другие отвечают, что лично знают такого мэра и такого попа, и даже не одного, не говоря уже о гаишниках и судьях. А то, что в России пьют и воруют, так это еще Карамзин сказал, так что Звягинцев здесь не оригинален.
Но и для них герои Звягинцева — чужие. Они бы хотели жить среди совсем другого народа, совсем с другой властью и искать ответы на свои вопросы бытия совсем у других батюшек — не таких, как в «Левиафане». Такие люди тоже есть в России, признают они, но их мало, очень мало, потому так плохо и живем.
Но и первые, и вторые, получается, спорят скорее о количестве в современной России зла и добра, чем о его природе. Спор этот вечен. И глава Минкульта отчасти прав, когда говорит, что «это универсальный сюжет, который мог развернуться в любой точке мира, в том числе и у нас: с бездушием чиновников, круговой порукой можно столкнуться везде».
Несомненно. Речь о количестве этого самого бездушия, этой самой круговой поруки и другого зла, о котором идет речь в фильме. И еще о том, как реагируют на это зло общество и власть.
Если большинство уверено, что все у нас в стране хорошо, что мы на верном пути, а коррупцию и пьянство победим с божьей помощью, то им действительно не стоит смотреть Звягинцева. Их он точно не переубедит. Тем более что в прокат, упреждая «Левиафан», повторно, «по многочисленным просьбам зрителей» вышел «Солнечный удар» Никиты Михалкова, в котором автор рисует картины времен Российской империи. Там, в грезах о великом прошлом страны, можно еще немного задержаться.
