Овощебаза — это вам не молодцеватая база НАТО. Овощехранилище — это вам не шубохранилище. Овощебаза — это одна из духовных скреп и одно из базовых понятий поздней советской цивилизации, а шубохранилище — это духовная скрепа немного другого, современного нам политического режима. Растет, так сказать, благосостояние трудящихся. Поэтому ныне «овощебаза» звучит как синоним городского низа, а работник овощебазы — что твой дворник. То есть гастарбайтер. Поэтому овощебаза в Бирюлеве, одним из владельцев которой оказался Герой Советского Союза Магомед Толбоев, стала центром притяжения как для бирюлевских погромщиков, так и для Следственного комитета.

Если советский человек хотел сказать, что он понюхал пороху (портянок) по молодости лет и потому знает жизнь, он произносил: «Я днем учился, а по ночам разгружал вагоны». Нередко эти действия могли совпадать с трудоднями на овощебазах, где тоже нужно было все время что-то грузить. Чаще это был бесплатный добровольно-принудительный труд широких студенческих масс.

…Память рисует тухлый окраинный московский сумрак, память приносит запах тухлых, еле живых овощей, чья судьба — заполнить прилавки унылых овощных отделов магазинов, память отказывается восстанавливать детали погрузочно-разгрузочных работ, священного долга советского студента, исполняемого при отнюдь не рембрандтовском тусклом свете казенных ламп. Кстати, ни одного — по тем временам — кавказского или среднеазиатского лица. Только классические полные дамы без возраста с мрачно-ироничными лукаво-блудливыми раблезианскими физиономиями, бороздящие пространства базы на крепких ногах бывших девушек из предместий.

Наверное, там сидела в те годы пресловутая торговая мафия, как же без этого. Симптоматично иное: то, что там хранилось и грузилось золотушными вчерашними школьниками, уклончивыми коллегами из союзных республик, поступившими в вуз по национальным квотам, гордящимися своей мускулатурой и уже мужской щетиной студентами, отслужившими в армии, употреблять в пищу было нельзя. Продавать, и даже с очередями, можно, а есть — нельзя. Откуда брался этот, как писал И.И. Бабель, «товар для Кременчуга» и куда девались сносные овощи, собиравшиеся теми же студентами каждый сентябрь с переходом в октябрь в краснознаменных совхозах Московской области, понять было решительно невозможно.

И вот времена изменились: овощебаза, как любое складское помещение, стала полноправной ячейкой рыночной экономики. Звеном, с позволения сказать, логистических цепочек.

А ввиду отсутствия дармовой рабочей силы в виде жизнерадостного студенчества, способного и картошку собрать, и бордюрный камень положить, и мешок с капустой забросить в вагон, лучшие места заняла дешевая рабочая мигрантская сила.

Как это связано с резонансным убийством, в котором подозревается выходец с Северного Кавказа (почему, кстати, именно с Северного и почему именно Кавказа?)? Никак. Константин Ромодановский справедливо заметил, что преступность не имеет национальности и даже пола. Даже если убийца был кавказцем, погром, даже если к нему с пониманием относится споуксмен православной церкви Чаплин, это не оправдывает.

Овощебаза — часть экономики. Закрыть ее в рамках кампании по «наведению порядка», равно как и иные объекты, кормящие Москву, можно. Однако логика экономики такова, что они будут возникать снова и снова. А уж от властей и их политики зависит, кто и как будет здесь трудиться.

То есть судьба овощебазы в рыночной экономике гораздо более счастливая, чем в административной. Теоретически. Но в рамках эффекта колеи, path dependence, овощебаза принесла родимые пятна социализма и в новую общественно-экономическую формацию. Степень криминализированности вряд ли стала меньше. Вместо рабского труда студентов используется рабский труд мигрантов, которые рискуют еще оказаться жертвами ментовских облав и ксенофобских погромов «здоровых сил» общества.

В общем, не эффект колеи даже, а порочный круг какой-то.

«Шалманная демократия» пивных заменена на брюзжание снобов в заведениях для высшего среднего класса. Самиздат — на «Фейсбук» и «Твиттер». Аналогичный случай произошел и с другим базовым советским понятием — «кухней». Из места яростных антисоветских дискуссий она поначалу превратилась в евроотремонтированное пространство, где просто едят. Но стоило зажать гайки до срыва резьбы, как из потребительского объекта кухня снова превратилась в объект социальный: здесь опять обсуждают сов… пардон, просто власть. Хотя если овощебаза с кухней стали советскими, то почему власть должна была избежать этой участи?