Цивилизация
По вечерам астрофизик Джон Кестлер жарит глуховатому сыну Калебу сосиски и скорбно спивается, пытаясь оправиться от потери жены. Унылые будни прерывает праздник в школе Калеба, на котором из фундамента извлекают капсулу, в которую пятьдесят лет назад ученики этой самой школы засунули свои рисунки с видами будущего – послание грядущим поколениям. Собственно сыну главного героя достается конверт не с космическим кораблем, а с листом бумаги, убористо испещренным цифрами. Одновременно в слуховом аппарате мальчика случаются помехи, а в лесу через дорогу маячат темные молчаливые фигуры. Тем же вечером пьяненький папаша случайно замечает в центре листа цифровую комбинацию, предупредившую 11 сентября с точным указанием числа жертв. Разбив написанное на блоки, грустный ученый обнаруживает, что послание, написанное полвека назад аутичной Люсиндой, содержит даты, координаты и точные сведения о количестве жертв всех катастроф за отведенный под хранение мистического документа период. Разумеется, последними в списке значатся числовые значения нескольких катаклизмов, запланированных мирозданием на ближайшую неделю. Внезапно обретя смысл существования, герой принимается метаться по всему Бостону, пытаясь остановить падающие самолеты и сходящие с рельс поезда.
Тем временем Солнце становится все жарче и грозит выйти из берегов, давая понять, что все это неспроста.
Судьба последние пятнадцать лет вела режиссера Алекса Пройаса, так же как и его нынешнего героя, к неминуемому апокалипсису. Сперва на его дебютном «Вороне» трагически погиб Брэндон Ли, потом «Темный город» предвосхитил «Матрицу» и стал культовым, но полузабытым визионерским шедевром, наконец, мрачноватый и слишком тревожный для блокбастера «Я, робот» возмутил фанатов Айзека Азимова и вызвал больше недоумения, чем радости. Теперешнее «Знамение» в изложенном контексте выглядит не то что еще одной попыткой пробиться в большой Голливуд, но скорее криком отчаяния или пощечиной, как кому больше нравится.
По уровню восхитительного и наглого кретинизма сценарий картины наверняка заставит всплакнуть М. Найта Шьямалана с недавним тоже апокалиптическим «Явлением» и Даррена Аронофски, который в «Пи» и «Фонтане» пытался заигрывать с нумерологией и библейскими мотивами.
Но там, где у первого Марк Уолберг рассказывал о пользе брокколи, а у второго Хью Джекман стыдливо барахтался в безвоздушном пространстве, Пройас задает такой градус болезненного бескомпромиссного бреда, что говорить о нем стыдно и волнительно одновременно.
Отдельного слова заслуживает, конечно, и выбор на главную роль Николаса Кейджа. Скорбное выражение, поселившееся в последние годы на лице бывалого голливудского отморозка, стало притчей во языцех и предметом нескончаемых шуточек, опускаться до которых мы не будем. Скажем лишь, что даже с точки зрения самого терпеливого зрителя с такой частотой портить мировой печалью экран уже неприлично. Впрочем, в контексте абсурдистского удара под дых всему жанру религиозно озабоченного фильма-катастрофы, которым и является «Знамение», даже такой сомнительный художественный прием кажется почти оправданным.
После фильма невыносимо подмывает рассказывать каждому встречному об увиденном, но делать это не позволяет любовь к ближнему.
Тем более что в пересказе весь библейский поворот сюжета теряет изрядную долю остроты. Пройас вообще всегда был слабоват в смысле воплощения на экране собственных идей, но прекрасно понимал, что кино — это все-таки в первую очередь визуальное искусство. Благодаря этому, без тени иронии заметим, таланту о просмотре «Знамения» жалеешь меньше. Стоит вспомнить снятое одним планом падение самолета на автомобильную пробку, снятое с таким болезненно реальным драйвом, что в какой-то момент из виду теряется даже привычно постылый Кейдж. Что уж говорить о величественном в своем идиотизме финале, когда за пару минут до конца главный герой и вовсе окончательно исчезает, позволяя зрителю остаться наконец наедине с, пожалуй, самым монументальным кинобесстыдством сезона.
