Цивилизация
Двумя иностранными спектаклями по пьесам Максима Горького открылся 13-й международный театральный фестиваль NET – Новый европейский театр. Полнометражная разговорная драма Иво ван Хове «Дети солнца» рассказывает современному европейцу, в каком хрупком и стерильном мире он живет. А в камерном эксперименте литовского авангардиста Оскараса Коршуноваса пьеса «На дне» стала отправной точкой в исследовании потемок актерской души.
Вдохновленный неудачей чересчур «театральной» постановки пьесы «На дне» в Осло (на большой сцене, в исторических костюмах), Оскарас Коршуновас решился на смысловые сокращения –
никаких декораций, минимум театральных приемов, из текста – только четвертый акт.
Все внимание на актеров – кроме них, в черной коробке сцены нет почти ничего. За длинным столом, уставленным бутылками и гранеными стаканами, обитатели «дна» глотают горькую. Еще есть гора пустых ящиков из-под стеклотары, бегущая строка с обрывками пьесы, да маленький аппарат, проецирующий на стенку внутренние ландшафты сидящих за столом алкоголиков – у кого карта мира, у кого печальные песчаные пляжи северного моря. Иногда – когда персонажи входят в пьяный раж, – аппарату достается кулаком по корпусу.
Минималистичное решение пьесы родилось в гастрольном автобусе. Актеры вильнюсского Театра Оскараса Коршуноваса возили спектакль «Гамлет» по городам Европы, а в пути перекидывались репликами из хрестоматийного произведения Горького. Сам «Гамлет» начинался с того, что каждый герои, еще сидя в гримерке, смотрели в зеркало и спрашивали двойника: «Кто ты?». Теперь в «На дне» они, уже несчастные обитатели ночлежки, будто призраки мрачного Эльсинора, блуждают между личностью, создаваемым образом и персонажем.
Алкоголь, как и театр, может дать трансцендентный опыт, а может и погрузить на дно обыденности.
Блистательная труппа Коршуноваса с риском для здоровья экспериментирует над природой перевоплощения и балансирует между откровением и пьяной истерикой, между обращением к зрителю и заигрыванием с толпой.
Зрителей немного, сидят они предельно близко — лицом к лицу с исполнителями, фактически за одним столом — и постоянно подвергаются провокациям: то водки наливают (настоящей!), то закуской в лицо запустят, то начнут драться – прямо перед вами завяжется лютая драка.
Каждому зрителю предлагается выпить еще и разбудить в себе внутреннего обитателя Хитрова рынка – или хотя бы посмотреть, как это делают другие.
Но если Коршуновас весь уходит в глубину, то Иво ван Хове намеренно работает на поверхности.
Его трактовка пьесы Горького «Дети солнца» не глубже выгородки, которая в спектакле голландца выдвигает действие на авансцену, но при этом отличается кристальной ясностью, простотой и чистотой – ни одного лишнего поворота головы, ни одного бессмысленного или грубого движения. Так что даже перенос действия из 1860-х в условные 1960-е выглядит не трюком, а вполне академичным приемом. Тем более что трагикомические анекдоты и гуманистические излияния героев Горького звучат со сцены почти без купюр.
Горстка кухонных интеллигентов стремится изменить мир своими бесконечными и, в сущности, прекрасными разговорами и не замечает, что за окном начинается буря. В комнате стоит вполне достоверный голубой экран отечественной сборки, транслирующий советскую телереальность середины ХХ века. Гагарин в ней перемешан с Лениным, хор под управлением Александрова с ансамблем «Песня» и парадом Победы. Эта черно-белая картинка шуршит фоном и, пока герои выясняют свои высокие отношения, даже наполовину закрыта ажурной салфеткой.
Режиссера интересует время, но не конкретно-историческое, а время вообще — некая условная эпоха перемен, которая проходит мимо.
Время нестабильности – хоть русская революция, хоть финансовый кризис – которое разрушает жизнь хороших людей.
Голландский режиссер уловил горьковскую тоску по Чехову (в этом году в его театре появился спектакль под названием «Русские!», в котором «Иванов» оказался перемешан с «Платоновым»). Иво ван Хове чуток к страданиям всех в этом мире, кто за смешными разговорами не замечает, как рушится его дом. Наверняка он слышал о том, что на премьере «Детей солнца» в неспокойном 1905 году зрители массово бежали из зала московского Художественного театра, заслышав на сцене звуки погрома.
Станиславский пишет, что Горький в этой пьесе «держался за петрушечью деталь». Иво ван Хове следует завету автора, шаржируя болтливых идеалистов, делая их смешными и трогательными. Естествоиспытателя Протасова все время преследуют дым, пена, закадровые взрывы и прочие фокусы. Простодушный комизм мизансцен (если слесарь называет ветеринара «скотский доктор», то тот обязательно появляется в дверях) не противоречит гуманистической патетике «буревестника революции».
Нарочитый финал спектакля, в котором реальность топорами врывается в нашу красивую белую выгородку, окончательно сошедшая с ума от горя Лиза читает стихи под песню Radiohead, а на белое пространство проецируются кадры хроники — от Второй мировой до Бен Ладена, не портит общей благостной картины. Просто, раз уж решил не врать, голландец честно рассказывает – тем, кто не в курсе, – какое будущее Горький уготовил разнообразным дачникам и прочим мещанам. Но все равно они все ужасно симпатичные люди, и пастельная палитра со сдержанно-буржуазным тоном им так к лицу…
