Цивилизация
Подобный жанр «сборных солянок» в мире весьма популярен. Японцы (известные как нация балетоманов), например, обожают регулярно снимать сливки с мирового балета, как можно чаще выписывая к себе самых лучших за большие деньги.
А в Москве лишь два раза в год можно побывать на серьезных концертах балета: весной это проект «Бенуа де ла данс», а осенью – гала «Звезды балета XXI века», который теперь называется по месту прописки – «Kremlin gala».
Вечера такого рода чем-то похожи на проходку кинозвезд по дорожке Каннского фестиваля — где еще за короткое время увидишь россыпь знаменитостей? Только в Канне кумиры гуляют, а в балетных концертах работают, причем изо всех сил: наглядная конкуренция заставляет. Примечательность концертных проектов и в том, что звезды здесь не только исполнители, но и хореографы: фрагменты показываемых балетов или отдельные номера для прим и премьеров, как правило, не ремесленники делают. И зрительская возможность подержать руку на пульсе разных стилей, манер и направлений танца тоже дорогого стоит.
Московский проект вполне оправдывает свое название.
Из двух с лишним десятков участников концерта действительных звезд, то есть исполнителей, хорошо известных за пределами своих театров, было больше половины. Принцип организаторов – чередовать номер классический и номер современный – тоже себя оправдал: с одной стороны, публика узнавала что-то новое, с другой — лелеяла свои привязанности.
Фрагмент из балета «Немой экран» подарил знакомство с тремя превосходными солистами из Нидерландского театра танца. Это как раз тот случай, когда нарушение регламента ведет к победе. Имена Парванэ Шарафали, Меди Валерски и Хосе Носаль не встретишь в рейтингах опросов «назовите десять лучших танцовщиков года». Но наблюдать, как играют мускулами их совершенно гибкие тела в попытке передать красноречивое мельтешение картинки раннего кинематографа, было сущим удовольствием.
Тем более что танцы, изобретательно поставленные Полом Лайтфутом и Соль Леон, в Москве увидели впервые.
Любимцев публики, регулярно приезжающих в Москву, встречали радостным гулом. И можно было заранее предсказать, что Лючия Лакарра (Балет Баварии) в «Лебедином озере» увлечет скульптурно вылепленным подъемом виртуозной стопы и волшебными руками а-ля Майя Плисецкая. Что высоченная Бернис Копьетерс из Балета Монте-Карло в номере «Опус 40» будет похожа на притягательного идола толпы, что-то вроде рок-звезды, вздумавшей поразмяться в любовных заигрываниях. Что крошечная Мария Кочеткова (Балет Сан-Франциско) покажется королевой огромного пространства Кремлевского дворца в па-де-де из «Дон-Кихота». И что ее партнер Иван Васильев сорвет овации не только в двойных кабриолях и прочих залихватских прыжках, но и в сольном современном номере «Лабиринт одиночества», где, по мере сил изображая психологизм, будет заниматься любимым делом последних лет — избавляться от имиджа балетного трюкача.
В чем прелесть таких проектов: они заставляют избавиться от квасного патриотизма в духе «наш балет лучше всех».
Это ведь когда как, что международные гала со всей очевидностью и обнажают. Как обнажают и то, что если значимых хореографов у нас в стране по-прежнему нет и не предвидится, то по части исполнителей мы все еще о-го-го. Когда Сергей Полунин (столичный Музыкальный театр) в отрывке из «Корсара» высоко и невесомо взлетел в воздух и завис там на неопределенное время, дыхание у зрителей перехватило.
Когда удивительная Алина Кожокару (Королевский балет Великобритании) и Карстен Юнг (Гамбургский балет) разыграли сцену из балета «Лилиом», где хореография Джона Ноймайера посвящена мистической любви на фоне безработицы времен Великой депрессии, — публика сполна ощутила, что такое выразительность балетного жеста у артиста высшей категории и как она сочетается с выразительностью всего тела.
Евгения Образцова так легко порхала в «Па-де-де» Баланчина, что за жизнерадостную резвость ей можно было простить отход от многих баланчинских канонов. А Людмила Пагльеро из Парижской оперы хоть и не показала яркой индивидуальности, но, как и все парижские балерины, продемонстрировала виртуозную технику во фрагменте из балета «Манон».
