Покапало и перестало: каким вышел «Дождливый день в Нью-Йорке» Аллена

Придумать, с какой стороны подступиться к тексту про новый фильм Вуди Аллена, — не самая простая задачка. Стоит ли игнорировать тот крайне неудобный факт, что лента еле-еле добралась до больших экранов из-за скандала, разгоревшегося аккурат под премьеру «Колеса чудес» (оно получило самую скверную прессу за всю карьеру кинематографиста)? Стоит ли пытаться забыть о еще более неудобной детали, касающейся уже не только самого постановщика? Ведь впервые обвинения в адрес Аллена прозвучали еще в 1992 году, но по-настоящему пошатнуть его положение смогли только в эпоху движения #MeToo.

Нужно ли говорить о «Дождливом дне в Нью-Йорке», при этом учитывая, что добрая половина актерского состава фактически отреклась от своей работы и перечислила гонорары правозащитным организациям? Есть ли смысл рассуждать о художественных ценностях произведения, делая вид, что оно существует в полном вакууме, — даже если сам Аллен вводит в него героя-режиссера по имени Ролан Поллард (ведь это, кажется, явным образом отсылает к Роману Поланскому — другому заслуженному автору, чью биографию уж точно не назовешь безупречной)?

Вероятно, нет: искусство в любом случае существует в социальном контексте. Но поскольку Аллен уже очень давно снимает кино про выдуманный мирок, в котором стрелки часов замерли приблизительно в середине прошлого столетия, все же попробуем отвлечься от окружающей действительности.

В «Колесе чудес» режиссер после долгого отпуска вернулся в родной город, на этот раз место действия еще роднее и любимее: Кони-Айленд сменился Манхэттеном. Невозможно сосчитать, сколько раз Аллен признавался в любви к своей малой родине. Стоит ли объяснять, что вынесенный в название Нью-Йорк здесь такой же полноправный персонаж, как герои Тимоти Шаламе и Эль Фаннинг, а в чем-то — даже превосходящий их?

Как только не раскрывавшаяся в кинематографе идея о мегаполисе как живом организме, диктующем собственные правила и подчиняющего жителей своей воле, здесь представлена в самом добродушном и лучезарном виде: персонажи говорят о любви, и лица их заботливо освещает теплое солнце. День в Нью-Йорке выдался дождливым, но дождь этот — грибной. Особенно занятно это резонирует с трейлером аниме Макото Синкая «Дитя погоды», который демонстрируется перед Алленом: там герой дивится тому, как много для людей значит ясная погода.

Собственно, новый фильм автора «Энни Холл» — это растянутый на полтора часа тот самый прогноз погоды, приглушенно звучащий из динамиков автомобильной магнитолы в старом американском кино, настолько же размеренный и необязательный. Время действия — явно наши дни, но айфоны в руках героев и проскальзывающие брендовые магазины существуют где-то на периферии. Это кино про хипстеров, но не знакомых нам, а тех «оригинальных», что появились в начале 40-х годов, затем трансформировались в битников, а после — в хиппи.

Гэтсби Уэллс (Шаламе), предположительно, названный в честь персонажа романа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и автора «Машины времени», — под стать литературным героям «потерянного поколения» ведет праздную жизнь в духе популярных сейчас в телеграме выдержек из дневников Льва Толстого. Любит много и задумчиво курить (даже приобретает себе мундштук для пущей вальяжности), играть и слушать размеренный фортепианный джаз, блистать начитанностью и выигрывать крупные суммы в азартных играх — а главное, совершенно не представляет, чем хочет заниматься в будущем.

Эшли Энрайт (Фэннинг), напротив, сама целеустремленность, человек действия — и если уж и хипстерша, то современная (ее имя, наверное, должно напомнить зрителю об ирландской писательнице Энн Энрайт, получившей в 2007-м Пулитцера за роман «Собрание»). Ни разу за весь фильм мы не слышим ее мыслей, как в случае с Уэллсом, зато наблюдаем за стремительно развивающимся приключением. Изначально это должно было быть часовое интервью с Роланом Поллардом (Лев Шрайбер), но в итоге ее похождения растянулись почти на весь уикенд, а на своем пути она повстречала обаятельного сценариста Теда Дэвидоффа (Джуд Лоу) и киношного секс-символа Франциско Вегу (Диего Луна).

Уэллс и Энрайт передвигаются по Нью-Йорку с принципиально разной скоростью: первый неторопливо слоняется по знакомому наизусть городу и, как подобает истинному романтику, любуется его красотами; вторая со скоростью света меняет местоположение, не особо смотря по сторонам, — хотя приехала сюда вроде бы в экскурсионных целях. В конечном итоге Уэллс, кажется, впервые в жизни берется за ум, а героиня Фэннинг остается в полной растерянности и разводит руками.

По дороге оба то и дело сталкиваются с изменами и трещащими по швам отношениями, но реагируют на них тоже по-разному. Герой Шаламе набредает на съемочную площадку своего университетского товарища (Гриффин Ньюман в очках, изображающий алленовскую самопародию), который намерен выдать «современную классику нуара», и лишь с третьей попытки сподабливается по-настоящему поцеловаться с партнершей по кадру Шеннон (Селена Гомес). Энрайт колеблется в течение всего пары минут перед тем, как оказаться перед Франциско Вегой в одном нижнем белье.

Замкнутый на себе мирок Аллена еще задерживается со зрителем на часок-другой, пока в наушниках играет, например, плейлист «Бар с пианистом». Затем он рассеивается, как и полагается любому миражу, сдаваясь под натиском реального мира, в котором люди, кажется, способны насиловать своих приемных дочерей. Зритель оглядывается и, успокаивая себя, думает, что, в конце концов, вся эта история принесла хоть какую-то пользу организациям RAINN, Time's Up и ЛГБТ-центру Нью-Йорка (им актеры и перечислили свои гонорары). На этом, пожалуй, стоит закончить.